"Святой доктор"

На одной из могил московского Введенского кладбища стоит скромный памятник: круглый камень с установленным на нем крестом и надписью по-немецки - Friedrich-Joseph Haass. И почти у самой земли, на низком квадратном постаменте — по-русски, старинным шрифтом: "Спешите делать добро! Ф.П. Гааз". Вокруг памятника, на ограде, яркие цветы и... тюремные кандалы. Казалось бы, предмет от добра весьма далекий...

Те же слова — "Спешите делать добро!" - можно найти и на еще одном московском памятнике, стоящим во дворе НИИ гигиены и охраны здоровья детей и подростков. И бюст чуть улыбающегося человека с подписью: "Федор Петрович Гааз". До революции вокруг памятника была ограда из гранитных столбиков с тяжелыми кандальными цепями, а сам двор принадлежал Александровской (Полицейской) больнице — которую в народе долго еще помнили как "больницу Гааза".

Так кто же этот человек? И какое отношение к нему имеют кандалы и тюрьмы?

Средний сын аптекаря из маленького немецкого городка Бад-Мюнстерайфель и внук доктора медицины из Кельна, Фридрих Йозеф Хааз смолоду отличался выдающимися способностями в разных областях, уже к 19 годам получил высшее образование сразу в трех различных областях, ему прочили карьеру и математика, и богослова — но делом его жизни стала все-таки медицина. Первым местом его работы стала Вена, где молодой Фридрих сразу же стал известен как чудесный офтальмолог: одинаково хорошо владея и правой, и левой рукой, он брался за сложнейшие по тому времени операции на глазах. Среди людей, которым эти умелые руки спасли зрение, оказался и русский посланник при австрийском дворе князь Репнин. Благодарный дипломат предложил Хаазу для начала место врача при своей семье, а затем соблазнил и возможностью карьеры в Москве.

Карьера и в самом деле началась успешно — с пресечения эпидемии трахомы в одной из больниц. На немецкого "чудо-доктора" обратила внимание вдовствующая императрица Мария Федоровна, попечительница русских "гошпиталей", и в 1806 году Федор Петрович Гааз (так его прозвали на новой родине) получил орден Святого Владимира и должность главного врача Павловской больницы (ныне 4-я градская в Москве). К доктору Гаазу приходит слава — а с ней и милость властьимущих, деньги... И множество больных — в том числе, и самых бедных, безденежных: вся Москва быстро узнала, что Федор Петрович помогает всем страждущим.

Впрочем, врачебной деятельностью труды доктора Гааза не ограничиваются: в 1809 и 1810 годах Федор Петрович едет на Кавказ, составляет ставшими классическими описания тамошних минеральных вод и их целебных свойств, описывает их в книге, дошедшей до правительства — именно после этого заинтересовавшегося созданием прославленных ныне курортов Пятигорска, Кисловодска, Железноводска (ныне Ессентуки — источник №23 там и сейчас называется Гаазовским).

Хирург в русской армии 1812 года, участник боев под Смоленском и Бородино, свидетель пожара Москвы, в 1813 году Гааз вынужден остаться в Германии: приходит известие о тяжелой болезни отца... После его смерти Гааз возвращается в Россию — и больше ее не покидает. Слава, почести, титул личного врача императорской семьи, пациенты со всей России, богатство (включая два дома и суконную фабрику в Москве)...

Все меняется в 1827 году, когда 47-летний Федор Петрович нанес визит в Московскую пересыльную тюрьму. Картину, открывшуюся перед ним, добрейший врач не мог воспринять иначе, чем "преддверие ада". С этих пор попечение о заключенных и ссыльных становится одной из основных забот его жизни. Он тратит свои средства на еду и одежду для отправляющихся на каторгу, устраивает при тюрьмах лазареты и библиотеки.

Но главным его врагом становится "прут генерала Дибича" — длинная железная палка, к которой по 8-12 человек приковывались за руки и ноги. В такой связке предстояло пройти пешком тысячи километров до сибирских острогов и рудников. Персональные кандалы, полагавшиеся только особо злостным преступникам, воспринимались как облегчение... Впрочем, и они сбивали в кровь руки и ноги, приводили к обморожениям и незаживающим язвам, губительным в грязи и на холоде для ослабевших людей.

Совсем освободить заключенных и каторжан от цепей никто бы не позволил — но можно было усовершенствовать сами цепи. И доктор Гааз начинает испытывать различные по весу и конструкции кандалы. Как и положено настоящему врачу, для начала на самом себе, проходя в них за день — по собственному дому, считая шаги — по нескольку верст. Наконец новые кандалы — легкие, но прочные, с обтянутыми кожей кольцами, не ссаживавшими и не обмораживавшими кожу — были представлены тюремному начальству.

И не просто представлены: Федор Петрович добился, чтобы на московской пересылке всех перековывали в цепи новой конструкции. Дальше — больше: была введена обязательная помывка пересыльных в банях, а к общей длинной цепи (ненавистный "прут" был отменен вместе со старыми кандалами) приковывали только самых опасных преступников. Калеки же, больные и ослабшие по прошению доктора Гааза, лично осматривавшему и провожавшему каждый этап, вообще не приковывались.

Даже жил Федор Петрович в Полицейской больнице — прежнее свое состояние он полностью потратил на помощь нуждающимся, помогая им до последнего дня. Уже зная, что умирает, жестоко страдая от боли, он приказал открыть настежь двери своего жилья — и пускать всех, кому он еще, может быть, успеет помочь.

К нему, католику, приехал проститься московский митрополит Филарет — и разрешил молиться по всем церквям за "иноверца", подававшего всей своей жизнью пример истинного христианского милосердия. Впрочем, чужим для москвичей доктор Гааз не был, и проводить его в последний путь пришла огромная для тогдашней 800-тысячной Москвы толпа — около 15-20 тысяч человек. Напуганный скоплением народа генерал-губернатор приказал сотне казаков "разогнать чернь" — но когда получивший приказ офицер узнал, кого именно хоронят, он слез с коня и пошел за гробом вместе со всеми.

А цепи, которые висят сейчас на ограде могилы — это те самые "гаазовские" кандалы, которые спасли здоровье и жизнь десяткам, если не сотням тысяч людей. Их принесли своему "святому доктору" благодарные бывшие каторжане и их родственники — в благодарность и на память о человеке, всю жизнь свою положившему на "милость к падшим" и помощь больным и обездоленным...