В приходской книге армянской церкви Феодосии за 1817 год сохранилась запись о рождении: «Ованес, сын Геворка Айвазяна». Отец новорожденного приехал в Россию из Польши, где фамилия писалась на местный манер: «Гайвазовский». На новом месте и имена, и фамилия «обрусели», и маленький Ованес стал Иваном Констатиновичем Авайзовским.
Семья жила бедно, и рисовать Ивану-Ованесу приходилось чем попало и на чём попало – даже углем на белых стенах. Говорят, что именно рисунок углем на стене – солдата в полный рост, со всеми подробностями снаряжения – понравился феодосийскому градоначальнику, и он направил талантливого мальчика на учёбу, составил протекцию к поступлению в Императорскую Академию художеств за казённый счёт.
Свою первую медаль в Академии Айвазовский получил за морские пейзажи окрестностей Петербурга и был определён в помощники к модному французскому маринисту Филиппу Таннеру. Тот первым делом запретил ученику работать самостоятельно. И на первую же выставку француза Айвазовский выставил пять своих картин, написанных тайно, в свободное время. Публика восприняла картины восторженно, а вот учитель пожаловался императору, и быть Ивану изгнанным из академии, если бы не вступились восхищенные картинами моряки: им очень требовался живописец, способный наилучшим образом изобразить великие победы российского флота.
После учёбы Айвазовского отправляют в родной Крым, где он ходит на кораблях и принимает участие в боевых операциях у кавказского побережья. Там же он знакомится с будущими адмиралами и героями грядущей Крымской войны – Лазаревым, Корниловым, Нахимовым. Дружба с моряками была настолько крепкой, что в 1839 году, когда художник решил отметить в родном городе скромный юбилей – 10-летие творческой деятельности – в Феодосийский порт с поздравлениями из Севастополя пришла эскадра из 6 кораблей!
Как официальный живописец флота Айвазовский был принят на службу в Главный Морской штаб с правом ношения мундира. Правда, мундир этот был не офицерским, а гражданского чиновника, но жизнь на кораблях Иван Константинович знал в таких подробностях, что бывалые матросы парусников по картинам сразу угадывали, какая именно команда исполняется на любом изображённом судне.
«Главным героем» картин было всё-таки само море – зачастую основной сюжет служил лишь поводом для написания волн, туч, бликов солнца или луны. До сих пор бывают случаи, когда посетители выставок Айвазовского заглядывают за полотна в поисках подсветки – настолько удавалось художнику передать прозрачность воды и преломление света через неё. Море на холстах было настолько живым, что даже император Николай I во время совместной прогулки на корабле вдоль крымских берегов, сравнив картину с пейзажем, воскликнул: «Айвазовский, я царь земли, но ты – царь моря!».
Царское слово – закон: вскоре Айвазовский получил титул действительного статского советника, что соответствовало флотскому званию контр-адмирала. Слово «адмирал» происходит от арабского «амир аль-бахр», «повелитель моря». Под конец жизни художник стал действительным тайным советником – «полным адмиралом». Таких чинов ни до, ни после Айвазовского не достигал ни один живописец.
До сих пор русские моряки помнят и чтут Айвазовского: в прошлом году на его 200-летний юбилей в Феодосию пришло учебное судно «Херсонес» - один из немногих российских больших парусников. Сначала планировалось, что на рейде, по старой традиции, встанут боевые корабли Черноморского флота, но кто-то вовремя вспомнил, что сам художник «новых» для него пароходов не любил: его сердце навсегда было отдано парусам, летящим над волнами...